Не прошло и многих лет, как большинство медицинских кругов признали, что смерть не определяется сердцем, которое не может быть перезапущено, или лёгкими, которые не могут дышать. Нет, вы считаетесь мёртвыми, когда вы перенесли потерю личности.

Но прежде чем мы увидим, что на самом деле означает замена науки философией для реальных пациентов, давайте рассмотрим критерии, которые, по мнению авторов из Гарварда, указывают на то, что у пациента «постоянно нефункционирующий мозг»:

• Невосприимчивость и неотзывчивость. «Даже самые сильные болезненные стимулы не вызывают никакой голосовой или иной реакции, даже стона, отдергивания конечности или учащения дыхания», согласно стандарту комитета.

• Никаких движений или спонтанного дыхания (помощь респиратора не считается). Врачи должны наблюдать за пациентами не менее часа, чтобы убедиться, что они не делают спонтанных мышечных движений или спонтанного дыхания. Для проверки последнего врачи должны выключить респиратор на три минуты, чтобы посмотреть, попытается ли пациент дышать самостоятельно (тест на апноэ).

• Нет рефлексов. Чтобы проверить рефлексы, врачи должны посветить в глаза фонариком, чтобы убедиться, что зрачки расширены. Проверяются мышцы. В уши заливается ледяная вода.

• Плоская  ЭЭГ . Врачам следует использовать электроэнцефалографию, тест «большой подтверждающей ценности», чтобы убедиться, что у пациента плоские мозговые волны.

Комитет заявил, что все вышеперечисленные тесты должны быть повторены как минимум через 24 часа без каких-либо изменений, но добавил два предостережения:  гипотермия  и наркотическая интоксикация могут имитировать смерть мозга.

И с 1968 года список имитирующих состояний стал длиннее.

Хотя критерии Гарварда были основаны на нулевом количестве пациентов и не проводились эксперименты ни с людьми, ни с животными, они вскоре стали стандартом для объявления людей мёртвыми в нескольких штатах, и в 1981 году  Национальная конференция уполномоченных по единообразным законам штатов одобрила Закон о единообразном определении смерти (UDDA) .

Закон UDDA основан на отчёте Специального комитета Гарварда. То, что четырёхстраничная статья, определяющая смерть, должна быть кодифицирована всеми 50 штатами в течение 13 лет, ошеломляет.

Так же, как некоторые из наших предков считали сердце средоточием души, сегодня медицинский истеблишмент предполагает, что мозг — это то, что определяет человечность, и что функционирующий мозг жизненно важен для того, что называется личностью человека. Д. Алан Шьюмон, детский невролог из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, который изначально был сторонником смерти мозга, теперь отвергает эту идею. Он говорит, что наиболее научный подход, который можно применить к смерти, — это относиться к людям как к любому другому виду. Людей следует судить биологически по тому, живы они или мертвы, а не по некоему смутному понятию личности. Например, не существует абстрактного понятия «беличья сущность» или «гориллья сущность», по которому мы определяем смерть других видов.

Вопрос в следующем: зачем нам вообще нужны такие понятия, как личность и смерть мозга? Несмотря на героические усилия по прояснению и обоснованию критериев Гарварда, они остаются непрозрачными, запутанными и противоречивыми. Если, как говорят сторонники, критерии смерти мозга описывают то же состояние, т. е. смерть, что и кардиопульмональные критерии, зачем беспокоиться? Тем более, что инструменты для объявления кардиопульмональной смерти доступны, но их катастрофически не хватает или, по крайней мере, игнорируют для определения того, действительно ли весь мозг мёртв.

Шьюмон собрал 150 задокументированных случаев пациентов со смертью мозга, чьи сердца продолжали биться, а тела не распадались после недели. В одном замечательном случае пациент прожил 20 лет после смерти мозга, прежде чем погиб от остановки сердца.

Сторонники смерти мозга всегда настаивали на том, что любой, кто соответствует их критериям, быстро развалится и быстро перейдёт к кардиопульмональным критериям. Однако Шьюмон представляет длинную череду жизненных процессов, которые продолжают демонстрировать пациенты со смертью мозга:

• Клеточные отходы продолжают удаляться, детоксифицироваться и перерабатываться.

• Температура тела поддерживается, но ниже нормы и с помощью одеял.

• Раны заживают.

• Организм борется с инфекциями.

• Инфекции вызывают лихорадку.

• Органы и ткани продолжают функционировать.

• Беременные женщины со смертью мозга могут вынашивать плод.

• Дети с мёртвым мозгом половозрелы и растут пропорционально.

Так что же заставило Гарвардский комитет повернуть календарь вспять и установить более низкий стандарт смерти? Растущему числу научных критиков кажется, что комитет был зациклен на освобождении человеческих органов для трансплантации.

К 1960-м годам, благодаря значительному прогрессу в технологиях, такие виды трансплантаций — когда-то основной элемент научной фантастики — стали практической реальностью. Но чтобы осуществить это морально и юридически, необходимо было создать новое определение смерти, которое позволило бы органам оставаться жизнеспособными.

Сегодня индустрия трансплантации — это бизнес с оборотом в 20 миллиардов долларов в год. Она тратит более миллиарда долларов в год только на  иммунодепрессанты  , которые не дают иммунной системе реципиента отторгнуть пересаженный орган. Хирурги-трансплантологи находятся на вершине пищевой цепочки MD, зарабатывая в среднем около 400 000 долларов в год. Они и их сотрудники часто летают на забор органов на частных самолетах. Гонорары посредников в виде «административных расходов» часто выплачиваются больницам.

Единственные люди, которые не получают свою долю от трансплантационного богатства, — это самые важные: доноры органов и их семьи. По закону, они единственные, кто не может получить компенсацию. Джозеф Мюррей, хирург, который провел первую трансплантацию цельного органа, утверждает, что донорам не нужно платить, чтобы сохранить целостность отрасли.

Работа организаций по закупке органов и их посредников заключается в том, чтобы отговорить семью от органов, принадлежащих сыну, дочери, мужу, жене, племяннику, племяннице или другому родственнику, который скоро умрёт. Это, должно быть, одна из самых сложных торговых работ в мире. Обезумевших родителей, чьи дети мертвы или умирают, нужно попросить принести ещё одну жертву. Но именно эта боль и замешательство помогают организациям по закупке органов облегчить себе путь.

Джим Маккейб, старший координатор по донорству в  New England Organ Bank , объясняет, что «это способ найти смысл в смерти, извлечь максимум из трагической ситуации. Я иду в отделение интенсивной терапии, чтобы предложить семье вариант». Вариант, который хотят большинство семей, — сохранить жизнь своего любимого человека. Команда по смерти мозга говорит им, что выживание не в планах. Тогда Маккейб предлагает им другой вариант: сохранить жизнь кому-то другому. Его средний показатель отбивания превосходен. Он получает согласие от 50 до 60% ближайших родственников.

Джоанн Линн, доктор медицины, гериатр и директор Центра по уходу за пожилыми людьми и прогрессирующим заболеваниям Altarum в Вашингтоне, округ Колумбия, говорит: «Защитники прав человека просто хотят органы. Дебаты о трансплантации игнорируют доноров и сосредоточены на реципиентах».

Трансплантация органов была бы второстепенной в истории смерти, если бы она была тем, чем её представляет торговля органами: аккуратным извлечением частей тела из полностью мёртвых, бесчувственных трупов. Но всё сложнее и грязнее. Ужасные факты, собранные в этой статье, не являются попыткой сорвать трансплантацию органов — невыполнимая задача, учитывая, насколько укоренилась эта индустрия, — а знаниями, которые были получены из одержимости медицинского истеблишмента переработкой тел людей, которые, по словам  доктора Майкла ДеВита  из Медицинского центра Питтсбургского университета, всего лишь «довольно мертвы».

Или, если вы хотите занять более оптимистичную точку зрения, эти факты являются доказательством цепкой живучести человеческой жизни. Несмотря на заявления Специального комитета Гарварда о том, что его критерии смерти мозга и кардиопульмональные критерии описывают одно и то же явление, трупы с бьющимся сердцем (BHC) решительно отличаются от обычных трупов. «Мне нравятся мои мертвецы холодными, жесткими, серыми и не дышащими», — говорит ДеВита. «Мозг мёртвых людей тёплый, розовый и дышит. Они выглядят больными, а не мёртвыми».

Трупы с бьющимся сердцем были созданы как своего рода подвид, специально предназначенный для сохранения органов свежими для их будущих владельцев. Маккейб говорит, что сохранение тела живым от ствола мозга и ниже побеждает тёпловую ишемию, ограничение или потерю кровотока после обычной смерти. Когда циркуляция останавливается, кислород больше не поступает к органам и клетки начинают умирать.

Маккейб говорит, что его организация может доставить донора из состояния смерти мозга в операционную за 12 часов. Иногда может потребоваться час после объявления смерти, чтобы получить согласие, аппарат искусственной вентиляции лёгких остаётся включенным, пока продолжаются переговоры. Через час берут образец крови и восемь часов уходит на проверку на СПИД, гепатит и рак, всё из которых лишают BHC права стать донором. Время имеет решающее значение, потому что труп с бьющимся сердцем — совершенно новый вид существ, известный только с момента появления смерти мозга — может легко получить сердечный приступ и снова умереть до того, как его органы будут извлечены.

Как только у пациента наступает смерть мозга, а родственники подписывают его форму согласия на донорство органов, он получит лучшую медицинскую помощь в своей жизни. Кодовая хандра в больницах может быть призывом к врачам спешить к постели трупа с бьющимся сердцем, которому нужна дефибрилляция сердца. BHC также регулярно переворачивают в кроватях, чтобы у них не образовались пролежни. Их почки лечат, чтобы избежать почечной недостаточности. Жидкости вводят постоянно, чтобы избежать  несахарного диабета , среди прочего; здоровый BHC должен выделять от 100 до 250 миллилитров мочи в час. Лёгкие необходимо контролировать, чтобы поддерживать их в форме для следующего владельца, а слизь удаляют.

Стивен Росс  из больницы Университета Купера в Кэмдене, штат Нью-Джерси и Дэн Терес из  Медицинского центра Baystate  в Спрингфилде, штат Массачусетс, оба говорят, что сохранение BHC «живыми» — это трудная задача для медсестер и других работников больницы. Росс говорит, что это требует «очень агрессивного ухода». Но то, что о них вообще можно заботиться с медицинской точки зрения, как продемонстрировал Алан Шьюмон в своих 150 случаях, заставляет задуматься о справедливости их смерти.

Существует несколько способов изъятия трупа с работающим сердцем. В отделении МакКейба в операционной работает команда из семи человек: один хирург, один ординатор, один техник из банка органов, один координатор из отделения интенсивной терапии, две медсестры и один анестезиолог. Некоторые команды могут добавить ещё одного хирурга, если извлекается много органов.

При типичном вскрытии делается срединный разрез от чуть ниже шеи до лобковой области. Грудина рассекается электрической пилой или  ножом Лебше , инструментом, похожим на долото, по которому врач ударяет молотком. Для открытия грудины используется ретрактор грудины с шипами. Иногда аорта  зажимается  в начале сбора, а кровь заменяется охлаждающей жидкостью, чтобы избежать образования тромбов и стабилизировать температуру. Традиционно кровь донора просто остаётся на месте.

Марк Шлезингер не любит, когда его пациенты чувствуют боль во время традиционной операции. Он является председателем отделения анестезиологии в  Медицинском центре университета Хакенсак  в Нью-Джерси и отмечает, что анестезиолог каждый день создаёт пациентов с мёртвым мозгом: «Мы даем им лекарства, чтобы они умерли. И мы возвращаем их [после завершения операции]». Пациент под наркозом — одно из многих растущих исключений из критериев Гарварда.

На первый взгляд он будет соответствовать критериям, но будет дисквалифицирован (признан живым), если осматривающий врач узнает, что его организм полон наркотиков. «Единственный тест, который вы проваливаете под наркозом», — говорит Шлезингер, — «это необратимость». То есть, если у анестезированного пациента временно отключен ствол мозга. Ствол мозга донора органов с мёртвым мозгом также отключен, но мы не знаем, учитывая ограничения критериев Гарварда и их сосредоточенность исключительно на стволе мозга, что происходит с корой головного мозга донора или всем, что находится за пределами ствола мозга.

Анестезиологи были в авангарде вопросов об окончательности смерти мозга и о том, действительно ли трупы с бьющимся сердцем являются бесчувственными, ничего не осознающими трупами. Они также начали задаваться вопросом о том, что могут испытывать «довольно мёртвые» доноры органов во время трёх-пятичасового сбора без анестезии, и они высказываются по этому поводу.

Гейл А. Ван Норман, профессор анестезиологии и биоэтики Вашингтонского университета, приводит несколько тревожных случаев.

В одном случае анестезиолог ввёл препарат пациенту с БГХ для лечения приступа  тахикардии  во время забора печени. Донор начал дышать спонтанно, как только хирург удалил ему печень. Анестезиолог изучил карту донора и обнаружил, что он задыхался в конце теста на апноэ, но нейрохирург всё равно объявил его мёртвым.

В другом случае 30-летний пациент с тяжёлой черепно-мозговой травмой был объявлен двумя врачами мёртвым мозгом. Были сделаны приготовления к удалению его органов. Дежурный анестезиолог отметил, что труп с бьющимся сердцем дышал спонтанно, но врачи, объявившие о смерти, заявили, что, поскольку он не собирается восстанавливаться, его можно объявить мёртвым. Изъятие продолжалось, несмотря на возражения анестезиолога, который видел, как донор двигался и реагировал на скальпель гипертонией, которую нужно было лечить. Это было напрасно, поскольку предполагаемый реципиент печени умер до того, как смог получить орган, который остался непересаженным.

А в третьем случае молодая женщина перенесла судороги через несколько часов после родов. Невролог сказал, что это было «катастрофическое неврологическое событие», и её подготовили к извлечению плода. В то время анестезиолог обнаружил, что у неё были маленькие, но реактивные зрачки, слабые корнеальные рефлексы и слабый рвотный рефлекс. После лечения «пациентка кашляла, гримасничала и двигала всеми конечностями». Она пришла в сознание. Она страдала от значительных неврологических нарушений, но была в сознании и ориентирована.

Те, кто занимается смертью мозга, отбрасывают такие истории как «анекдотические», как будто они взяты из  National Enquirer . Но эти три случая появились в Anesthesiology, журнале Американского общества анестезиологов, в котором состоят 44 000 человек.

Гарвардские критерии гласят, что пациент со смертью мозга не должен демонстрировать никаких движений. Однако Ван Норман указывает, что некоторые демонстрируют  спинальный автоматизм , сложный спектр движений, включая сгибание конечностей и туловища, шагательные движения, хватательные движения и поворот головы.

Доктор Грегори Липтак в  журнале Американской медицинской ассоциации писал : «Пациенты со смертью мозга часто имеют необычные спонтанные движения, когда их отключают от аппаратов искусственной вентиляции лёгких …  Мурашки по коже, дрожь, разгибательные движения рук, быстрое сгибание локтей, подъём рук над кроватью, скрещивание рук, тяга рук к шее, форсированный выдох и грудные респираторные движения… Эти сложные последовательные движения воспринимаются как явления высвобождения из спинного мозга, включая верхний шейный отдел, и  не  [выделено автором] означают, что у пациента больше не мёртв мозг».

Невозможно с уверенностью определить, что чувствуют доноры органов, если вообще чувствуют, во время изъятия органов. Логика смерти мозга такова: если ствол мозга мертв, то высшие центры мозга, вероятно, тоже мертвы, а если весь мозг мертв, то все, что находится ниже ствола мозга, больше не имеет значения. Поскольку на практике обычно тестируется только ствол мозга, подавляющее большинство тела, все, что выше ствола мозга и все, что ниже, больше не считается человеком.

Причину отказа в анестезии трупам с бьющимся сердцем во время изъятия органов определить сложно. (Некоторые эксперты говорят, что это связано с тем, что анестезия повредит органам.) Тем не менее, введение анестезии BHCs во время изъятия органов становится всё более распространенным в Европе, по словам Роберта Труога, профессора медицинской этики, анестезии и педиатрии Гарвардской медицинской школы. Несмотря на своё решительное неприятие смерти мозга, Труог и Шевмон оба отказываются признавать возможность того, что некоторые доноры могут испытывать сильную боль во время изъятия органов, хотя они признают, что некоторые доноры действительно проявляли реакции, похожие на реакции недостаточно анестезированных хирургических пациентов, которые впоследствии сообщали о боли и сознании. Шевмон сказал, что реакции доноров были просто «реакциями организма на болезненные раздражители». Я спросил, можно ли разработать эксперимент, чтобы ответить на вопрос о боли у доноров. Он сказал нет.

Труог даже не хотел обсуждать возможность боли у донора органов. Но когда я предложил эксперименты в духе других анестезиологов — когда BHC проявляют болевые реакции во время забора, вводят анестетик, чтобы посмотреть, утихнут ли реакции, — он удивил меня, сказав, что уже делал это. Он использовал два разных вида анестетиков, которые не вредят органам, чтобы подавить такие симптомы, как высокое кровяное давление или частота сердечных сокращений. «Однако то, что симптомы уменьшаются, — добавил он, — не означает, что пациент испытывает боль. Боль — это субъективная вещь». Как и в случае с Шьюмоном, я спросил Труога, не нужен ли эксперимент. Он сказал, что нет эксперимента, который мог бы ответить на вопрос о боли у донора.

Помимо боли, в статье 1971 года « Смерть мозга: клиническое и патологическое исследование », опубликованной в  журнале Journal of Neurosurgery , есть много удивительных открытий. Группа из Миннесоты, которая подготовила эту статью, изучила 25 умирающих пациентов, проведя вскрытие всех из них и ЭЭГ у некоторых. Они также проверили рефлексы и обнаружили нечто необычное. Пять из 25 людей с мёртвым мозгом всё ещё были сексуально восприимчивы. Исследователи нежно поглаживали «сосок и ареолу» всех пациентов и получили ответы от пяти, четырёх мужчин и одной женщины. Затем они поглаживали кожу у корня полового члена у 18 пациентов-мужчин, и четыре ответили «лёгкими колебательными движениями полового члена». Исследователи посчитали, что эта реакция была «неполной или абортивной формой эрекции полового члена». Абортивная или нет, для нетренированного глаза это могло показаться признаком жизни.

Более драматичными являются случаи смерти мозга у беременных женщин. Первый зарегистрированный случай произошел в 1981 году, когда 24-летняя женщина на 23 неделе беременности была госпитализирована в Женскую и детскую больницу Буффало. Через 18 дней её ЭЭГ не показала никакой мозговой активности и её перевели в родильный дом. Через день её мозг был объявлен мёртвым, примерно на 25 неделе беременности. Таким образом, она была мертва, но всё ещё беременна и врачи решили использовать её тело — технически это был труп — в качестве инкубатора. Задача была не из лёгких. У неё развился несахарный диабет,  синусовая тахикардия и сокращения матки. Позже у неё были большие колебания артериального давления, а частота сердечных сокращений плода падала. Было немедленно проведено кесарево сечение, в результате чего на 26-й неделе беременности родилась «энергичная» девочка весом 2 фунта. Через три месяца ребёнка выписали из больницы, он весил около 4,4 фунта.

Шесть месяцев назад в ту же больницу поступила другая беременная женщина в отчаянном положении, но с совершенно другим финалом. Врачи прекратили жизнеобеспечение, пока не наступила смерть мозга, поскольку плоду было 19 недель и медицинский персонал принял убеждение, что тело не может долго прожить после констатации смерти мозга. Теоретически не было времени вынашивать плод ещё 3 недели, 22 недели — это самый ранний срок, когда может родиться жизнеспособный ребёнок.

Затем последовало ещё больше беременных матерей со смертью мозга. На момент написания этой статьи было опубликовано 22 отчёта из разных уголков мира, включая Бразилию, Германию, Ирландию, Новую Зеландию, Францию, Финляндию, Корею, Испанию и США. От этих 22 матерей со смертью мозга родилось 20 детей, без каких-либо заметных побочных эффектов у младенцев. Одна женщина вынашивала плод в течение 107 дней после констатации смерти мозга.

Реальное значение беременных женщин со смертью мозга заключается в том, что они, по-видимому, звонят в колокол смерти мозга как определения. Как указали Шьюмон и многие другие, что может быть более показательным для жизни, чем вынашивание ребёнка до живого и жизнеспособного рождения? Поддержание беременной матери и ребёнка «в живых» в течение как минимум 107 дней опровергает теорию о том, что смерть мозга быстро приведёт к обычной смерти сердца/лёгких. Сначала сторонники смерти мозга говорили, что это вопрос часов. Затем они сказали, что максимум 3–5 дней. Затем 7 дней, затем 9 дней, затем 14 дней.

Теперь мы говорим о матери со смертью мозга, которая не только продержится 107 дней, но и будет кормить ребёнка.

Последнее замечание: матери с мозговой смертью всё ещё могут быть донорами своих органов. И поэтому, после перенесенной неврологической катастрофы, объявления её мёртвой, ещё нескольких недель беременности, а затем родов с помощью кесарева сечения, пациентку всё ещё можно отправить на извлечение органов. Работа женщины никогда не заканчивается.

Отрывок из  книги «Нежить: Извлечение органов, Тест на ледяную воду, Трупы с бьющимся сердцем — Как медицина стирает грань между жизнью и смертью»  Дика Терези. Опубликовано Pantheon Books, подразделением Random House. Авторские права © 2012 принадлежат Дику Терези. Отрывок с разрешения.