Я стал твоим врагом, потому, что говорю тебе правду.
«Свободен лишь тот, кто может позволить себе не лгать». А.Камю
«Можно обманывать часть народа всё время, и весь народ — некоторое время, но нельзя обманывать весь народ всё время». А. Линкольн.
Эта проницательная статья Майкла Орен, среди прочего, описывает своего рода умственную гимнастику в сочетании с преднамеренным искажением исторических фактов, мобилизованных ненавистниками евреев всех мастей, чтобы изобразить Израиль как решительного агрессора в его отношениях с арабскими палестинскими гражданами в в частности и арабских палестинцев в целом.
Не существует никакого реального или воображаемого недовольства, которое могло бы оправдать ужасающее геноцидальное нападение Хамас на Израиль 7 октября. Это абсолютное заявление, которое не допускает морального релятивизма и не может применяться по скользящей шкале, поэтому Израиль должен полностью уничтожить все остатки режима Хамас и так или иначе привлечь его лидеров к ответственности.
Последняя битва за Холокост
В сектор Газа Израиль борется не только за наше будущее, но и за наше прошлое.Автор: Майкл Орен , 4 апреля 2024 г.
Наряду с уничтожением Хамаса и восстановлением нашей безопасности, великой негласной целью Израиля в сектор Газа является восстановление нашей самопровозглашенной роли хранителя памяти шести миллионов человек и гаранта «никогда больше». На кону не только будущее Израиля, но и, в самом реальном смысле, наше прошлое. И всё же, несмотря на то, что израильтяне часто ссылались на неё, война стала серьезным вызовом нашему праву говорить от имени Холокоста и прибегать к нему.
***
Когда в июле 2018 года правительство Израиля проводило приём в честь премьер-министра Венгрии Виктора Орбана, я отказался присутствовать. Как заместитель министра в канцелярии премьер-министра, занимающийся дипломатией, мне было вполне уместно оказаться среди тех, кто его принимает, но я этого не сделал. Причина не имела ничего общего с железной поддержкой Орбаном Израиля или его готовностью противостоять непрерывному преследованию еврейского государства со стороны Европейского Союза. Кампания премьер-министра би-би нетаньяХу по сведению на нет консенсуса 28 стран о том, что ЕС должен осудить нас, безусловно, имела стратегический смысл. И хотя попытки венгерского диктатора разрушить часть демократии в его стране вызывали у меня дискомфорт, гораздо более драконовские меры со стороны российских, арабских и китайских лидеров не побудили меня бойкотировать их. Моя проблема, скорее, заключалась в отношении Орбана к Холокосту и опасности, которая представляла для безопасности Израиля.
Наряду с ЦАХАЛ, Моссад и Шин Бет, Холокост является важным компонентом обороны Израиля. Очень немногие страны в истории когда-либо сталкивались с подлинными экзистенциальными угрозами – Япония и Германия во Второй мировой войне намеревались победить, а не уничтожить Соединенные Штаты – но Израиль сталкивался с несколькими одновременно и ежедневно с момента своего создания. И наоборот, хотя США были полны решимости победить нацистов и японскую империю, они стремились не стереть Германию и Японию с лица земли, а восстановить их мирное место в мировых делах. Египет, Сирия и Иордания, напротив, когда-то стремились полностью уничтожить Израиль, а Иран и его доверенные лица – ХАМАС, Хезболла и хуситы – продолжают делать это и сегодня. И когда Израиль пытается защитить себя от этих экзистенциальных угроз, Холокост присоединяется к его самолетам F-35 и танкам «Меркава» в качестве основного оборонительного актива. «Как народ, который пострадал и пережил попытку геноцида, — заявляем мы, — Израиль имеет право использовать чрезвычайные средства, чтобы предотвратить его повторение». Обеспечивая моральный попутный ветер, Холокост предоставляет время и пространство для действий этих самолетов и танков.
Холокост встроен в нашу ядерную установку в Димоне.
Таким образом, сохранение памяти о Холокосте является стратегическим национальным интересом Израиля, которому мы трагически небрежно навредим. Установление теплых отношений с Венгрией Орбана или с ультраправым бывшим канцлером Австрии Себастьяном Курцем или с польским правительством, которое отрицало соучастие своей страны в массовых убийствах евреев, может принести краткосрочную дипломатическую выгоду, но с невозвратными стратегическими издержками. Продавая наше право первородства на Холокост, мы рискуем потерять наше прошлое и поставить под угрозу наше будущее.
Мы также подрываем корни нации. В Декларации независимости Израиля Холокост упоминался как основное оправдание существования государства, и после этого Израиль присвоил себе роль главного хранилища наследия Холокоста: «Нацистский холокост, охвативший миллионы евреев в Европе, еще раз доказал безотлагательность восстановления еврейского государства, которое решило бы проблему еврейской бездомности, открыв ворота всем евреям и подняв еврейский народ до равенства в семье наций». Это требование позволило Израилю в 1952 году принять сотни миллионов долларов в виде немецких репараций еврейскому народу, а девять лет спустя попытаться казнить нацистского массового убийцу Адольфа Эйхмана. Яд Вашем, Всемирный израильский центр памяти жертв Холокоста, стал первой остановкой визита каждого иностранного высокопоставленного лица в Иерусалим. Посыл был ясен: «Вот что может произойти без независимого, защищаемого еврейского государства».
Однако претензии Израиля на исключительность продлились недолго. К 1970-м годам в Вашингтоне, округ Колумбия, и других столицах были открыты мемориалы Холокоста, многие из которых несли универсалистский посыл, а в американских кампусах разрослись программы изучения Холокоста. Голливуд воспользовался этим интересом, сняв фильмы-блокбастеры и телесериалы — настолько многие, что общепринятое мнение считало, что тема Холокоста — верный путь к «Оскару». Как посол Израиля в Соединенных Штатах, самая важная речь, которую я произносил ежегодно, была обращена к лидерам Конгресса и администрации, собравшимся в здании Капитолия на День памяти жертв Холокоста.
Но наряду с растущими вызовами притязаниям Израиля на наследие Холокоста последовали нападки на сам Холокост, и не только со стороны отрицателей в духе Дэвида Ирвинга. Такие ученые, как историк из Йельского университета Тимоти Снайдер и журналистка Изабель Вилкерсон, стремились контекстуализировать Холокост, связывая его с другими массовыми убийствами в Восточной Европе или сравнивая его с другими проявлениями несправедливости на расовой почве. Молодые американские евреи, выросшие в среде, где жертва равна добродетели, стали все более неохотно ссылаться на уникальность Холокоста и бросать вызов попыткам пластелинцев сравнить его с Накбой 1948 года.
Тем временем пластелинцы, прекрасно осознавая свой вклад в создание и защиту Израиля, напали на Холокост по-разному. Многие повторили давнее заявление арабов, впервые представленное президенту Рузвельту королем ибн Саудом в 1945 году, о том, что Палестина была просто местом, куда Европа сбрасывала в лагерях тех евреев, которых ей не удалось убить. Президент Пластелинской автономии Махмуд Аббас перешёл от преуменьшения значения Холокоста (один миллион погибших, а не шесть) в своей докторской диссертации в советском университете в 1982 году, а в прошлом году одновременно свёл к минимуму Холокост и стал настаивать на том, что евреи навлекли его на себя. «Когда Гитлер совершил Холокост, у него были очевидные причины», — недавно объяснил официальный представитель ФАТХ Ясир Аби Сидо, вторя Аббасу. «Они планировали захватить Германию».
Для большого числа пластелинцев признание Холокоста было равносильно признанию легитимности Израиля и отрицанию важности Накбы. Соответственно, в 2009 году чиновники ПА закрыли палестинский молодежный оркестр после того, как он выступал перед людьми, пережившими Холокост. В 2014 году Университет Аль-Кудс вынудил уйти в отставку профессора американистики Мохаммеда Даджани после того, как он возглавил делегацию пластелинцев Иудеи и Самарии в Освенцим.
В целом, пластелинцы и их сторонники меньше сосредоточились на отрицании или даже оправдании Холокоста, а больше на изображении Израиля как новой нацистской Германии, а пластелинцев как новых евреев. Пластелинцы, по словам Эдварда Саида, были «жертвами жертв». Другие палестинцы приняли обещание «Никогда больше» и направили его против Израиля. «Этот… крик отчаяния… обращён к потомкам тех евреев, ставших жертвами нацистского террора, которые теперь совершают против коренного населения Палестины столь же ужасное преступление», – гласило предисловие к книге «Бедственное положение пластелинцев», опубликованной в 2010 году. обвинил Израиль в подражании нацистам в совершении «длительной и беспощадной попытки стереть НЕ народ с его земли (Эрец Исраэль никогда НЕ могла быть и НЕ была землёй народа которого НИКОГДА НЕ СУЩЕСТВОВАЛО. М. Л.) любой необходимой силой».
Уравнение Израиль=нацисты, пластелинцы=евреи, которое может быть отвратительным для неонацистов, набирает всё большую популярность среди критиков Израиля, среди которых растёт число галутных, левых евреев. Профессор Принстона Ричард Фальк, музыкант Гилад Ацмон, пережившая Холокост Хеди Эпштейн — все сравнивали сионизм с нацизмом. Еврейские писатели Примо Леви и Жан Амери выразили опасение, что, ссылаясь на Холокост для оправдания своих жестоких военных операций, Израиль рискует стать похожим на нацистскую Германию – страх, который израильский теолог Йешаягу Лейбовиц превратил в осуждение «нацификации» Израиля. Политолог Норман Финклештейн начал свое пожизненное наступление на Израиль, протестуя против осады Бейрута в 1982 году, с плаката с требованием: «Израильские нацисты – остановите Холокост в Ливане!»
Тем не менее, ни одно из этих событий не оказало ни малейшего влияния на Израиль. Из сабров, которые в 1950-е годы презирали тех, кто «шёл, как овцы на бойню», и называли тех, кто выжил, «сабонимами» (мылом), израильтяне пришли к восприятию наследия Холокоста. «Альтернативой боевым действиям является Треблинка, и мы решили, что Треблинок не будет» — так премьер-министр Менахем Бегин оправдывал вторжение Израиля в Ливан в 1982 году. Для старшеклассников паломничество в Освенцим, задрапированное израильским флагом, стало доармейский ритуал, а сокращающееся число и тяжёлое положение выживших регулярно появлялись в национальных новостях. Каждое правительственное учреждение, включая моё собственное в Вашингтоне, хвасталось фотографией полета F-15, украшенного тремя звездами Давида, над Освенцимом в 2003 году. воздушные силы.»
Фридман не смог понять глубину победы сионизма над жертвами, хотя использование Холокоста в защите Израиля, когда-то скрытое, становилось всё более очевидным. Вопреки растущим попыткам поставить под сомнение право Израиля использовать Холокост в борьбе с экзистенциальными угрозами, израильские лидеры теперь непреклонно заявили об этом. «Еврейский народ усвоил уроки Холокоста, — заявил премьер-министр нетаньяХу в День памяти жертв Холокоста в 2020 году, — всегда серьезно относиться к угрозам тех, кто стремится к нашему уничтожению, [и] всегда иметь возможность защитить себя самостоятельно». Мы поняли, что Израиль всегда должен оставаться хозяином своей судьбы».
Те самые уроки были утеряны всего четыре года спустя, утром 7 октября. Если смотреть через призму Холокоста, травма от нападения Хамас была мучительно усилена. Заведомо геноцидная организация, влюбленная в Гитлера, совершила величайшую резню евреев со времен Второй мировой войны. Неудивительно, что нетаньяХу сравнил резню на фестивале «Нова» с резней в Бабьем Яру и детьми кибуца, спасавшими свою жизнь как Анна Франк. Гилад Эрдан, посол Израиля в ООН, прикрепил к своему лацкану желтую звезду «Иуда». Бывший премьер-министр Израиля Нафтали Беннет заявил: «Мы столкнулись с нацистской концепцией».
Рекламный щит в Тель-Авиве (@the_civil_front в X/Twitter)«Мы стоим здесь как люди, которые отрицают своё еврейство и Холокост, захваченный оккупацией, которая привела к конфликту для стольких невинных людей», — заявил режиссер Джонатан Глейзер, получив награду киноакадемии за «Зону интереса», биографический фильм об Освенциме. командир Рудольф Хёсс. Значимость того, что создатель фильма о Холокосте лишил Израиль возможности использовать Холокост для своей защиты, не ускользнула от внимания аудитории Оскара, которая горячо аплодировала заявлению Глейзера.
В статье для The New Yorker Маша Гессен изложила более тонко обвинения Глейзера, сравнив сектор Газа с Варшавским гетто. «Термин «гетто»… дал бы нам язык для описания того, что происходит сейчас в секторе Газа. Гетто ликвидируется». Как и еврей Глейзер, Гессен отмечает, как нацисты строили гетто, чтобы защитить неевреев от «еврейских болезней», точно так же, как Израиль создал гетто в Газе, чтобы защитить евреев от пластелинских угроз. «Оба утверждения, — заключает она, — предполагают, что оккупационная власть может … изолировать, довести до нищеты — а теперь и подвергнуть смертельной опасности — всё население… во имя защиты своих собственных».
Сравнение Гессена Газы с Варшавским гетто было поддержано президентом Колумбии Густаво Петро, а Владимир Путин приравнял наступление Израиля к нацистской осаде Ленинграда. «Раньше они уничтожали еврейский народ в газовых камерах», — возмутился президент Турции Эрдоган. «Похожий менталитет демонстрируется [Израилем] сегодня в секторе Газа». Социальные сети были переполнены сообщениями, проводившими параллели между Израилем и Третьим рейхом, и обвинениями в том, что евреи подражают нацистам в совершении геноцида в секторе Газа.
Однако эти темы вряд ли ограничивались Интернетом. В длинном эссе, опубликованном в престижном лондонском журнале Review of Books, индийский писатель Панкадж Мишра утверждает, что война в секторе Газа, по сути, является борьбой за Холокост. Память о нем, хотя и запятнана Израилем, поддерживается миллионами пропалестинских протестующих, демонстрирующих «против дикости». Их действия в конечном итоге преодолеют израильскую пропаганду, предсказывает Мишра, и «в некоторой степени помогут искупить память о Холокосте».
Голос Мишры едва ли одинок. Подкастер и борец Джо Роган недавно заявил, что действия Израиля в секторе Газа равносильны тому, что Израиль «заявляет, что геноцид — это нормально, пока мы его делаем». Президент Бразилии Луис Инасио Лула заявил, что война Израиля в Газе не имеет аналогов в истории, за исключением случая, когда «Гитлер решил убить евреев». Крис Уильямсон из Британской Лейбористской партии назвал Газу «концентрационным лагерем» и охарактеризовал Израиль как «хуже, чем нацисты».
Назовите это разъединением Холокоста или разрывом Холокоста, но сейчас набирает силу глобальное движение, стремящееся разорвать связи между еврейским государством и окончательным решением и лишить первое возможности использовать второе в свою защиту. Европейцы, в частности, приветствуют эту тенденцию как возможность наконец избежать бремени Холокоста, и даже Германия якобы пересматривает свою первоначальную поддержку политики Израиля в сектор Газа. Лозунг «Никогда больше» заимствован у Израиля и, по мнению Мишры, заменен универсальным «Никогда больше ни для кого».
Как только эта война завершится, как только Израилю удастся победить ХАМАС и начать процесс демилитаризации, дерадикализации и восстановления Газы, мы должны приступить к делу, чтобы вернуть Холокост от тех, кто стремится оторвать нас от него и даже использовать его. против нас. Хотя некоторые части мира сейчас могут оспаривать эту собственность, мы, тем не менее, должны поддерживать и сохранять ее для себя и будущих поколений израильтян. Мы должны дважды подумать, прежде чем растрачивать наше наследие – продавать свое первородство – ради потенциально краткосрочных выгод. Еще раз опоясанные своим прошлым, мы сможем более эффективно и морально бороться за свое будущее.
Подпишитесь на группу «Израиль от Нила до Евфрата» в Телеграм
По теме:
Тайная история, Хамас и Израиль
Израиль. На кадрах наблюдения видно, как Хамас доставляет заложников в больницу Аль-Шифа 7 октября
Израиль. Освобождённая заложница: «Жители Газы продали меня Хамасу»
Израиль. Хамас выбрасывает международные и израильские продукты питания, которые они
Израиль. Почти 50 выживших после резни на фестивале Supernova покончили жизнь
Христианские и иудейские лидеры призывают Израиль провозгласить суверенитет над Иудеей и Самарией
Иран. «Израиль, освободи нас от исламского режима»: иранцы поддерживают ЦАХАЛ
Лидер Хамас Хания радуется, узнав о смерти трёх своих сыновей и двух внуков, удостоенных «чести быть мучениками»
Израиль должен уничтожить Хамас, а Америка должна усвоить уроки Израиля
Всё, что необходимо для триумфа Зла, это чтобы хорошие люди ничего не делали.
ХОТИТЕ ЗНАТЬ НА СКОЛЬКО ПЛОХА ВАША ПАРТИЯ ИНЪЕКЦИЙ ПРОТИВ ГРИППА ФАУЧИ (Covid-19) — пройдите по этой ссылке и УЗНАЙТЕ ПРЯМО СЕЙЧАС!
Пропустить день, пропустить многое. Подпишитесь на рассылку новостей на сайте worldgnisrael.com .Читайте главные мировые новости дня. Это бесплатно.
ВИДЕО: Коулман Хьюз — известный общественный деятель и писатель, выпускник Лиги Плюща. Афроамериканец и латинос пуэрториканского происхождения. Объясняет, что такое геноцид и почему то, что происходит в Газе — отнюдь не истребление пластелинского народа.
“The Final Battle for the Holocaust”
This perceptive article by Michael Oren, among other things, describes the kind of mental gymnastics combined with a deliberate misrepresentation of the historical facts mobilized by Jew-haters of all stripes to portray Israel as a determined aggressor in her relationship to her Arab Palestinian citizens in particular and the Arab Palestinians in general.
There is no grievance real or imagined that could possibly justify the horrific genocidal attack on Israel by Hamas on October 7th. This is an absolute statement that admits to no moral relativism and cannot be applied on a sliding scale which is why Israel must utterly destroy every last vestige of the Hamas regime and bring its leaders to justice one way or another.
The Final Battle for the Holocaust
In Gaza, Israel is not only fighting for our future, but also for our past.Story continues below advertisementBy: Michael Oren, Apr 04, 2024
Along with destroying Hamas and reestablishing our security, the great unspoken objective of Israel in Gaza is restoring our self-proclaimed role as the keeper of the six million’s memory and the guarantor of “never again.” At stake is not only Israel’s future but, in a very real sense, our past. And yet, even as Israelis have frequently referenced it, the war has posed the ultimate challenge yet to our right to speak in the name of, and have recourse to, the Holocaust.
***
When, in July 2018, the Israeli government held a reception for Hungarian Prime Minister Viktor Orbán, I declined to attend. As Deputy Minister in the Prime Minister’s Office dealing with diplomacy, it was only fitting that I be among those receiving him, yet I wouldn’t. The reason had nothing to do with Orbán’s support for Israel, which was ironclad, or his willingness to oppose the European Union’s ceaseless hounding of the Jewish state. Prime Minister Benjamin Netanyahu’s campaign to whittle away the 28-nation consensus that the EU needed to condemn us certainly made strategic sense. And while the Hungarian strongman’s efforts to dismantle parts of his country’s democracy discomforted me, far more draconian measures by Russian, Arab, and Chinese leaders had not moved me to boycott them. My problem, rather, lay with Orbán’s relationship to the Holocaust—he and his neo-fascist party had praised Hungarian collaborators with the Nazis—and the danger that posed to Israel’s security.
Along with the IDF, the Mossad, and the Shin Bet, the Holocaust is an essential component in Israel’s defense. Very few countries in history ever confronted genuine existential threats—Japan and Germany in World War II set out to defeat, not destroy, the United States—but Israel has faced several, simultaneously and daily, since its creation. Conversely, while the U.S. determined to defeat the Nazis and the Imperial Japanese, it did not seek to wipe Germany and Japan off the map but to restore their peaceful place in world affairs. Egypt, Syria, and Jordan, by contrast, once strove to annihilate Israel entirely, and Iran and its proxies—Hamas, Hezbollah, and the Houthis—still do today. And when Israel acts to protect itself from these existential threats, the Holocaust joins its F-35 jets and Merkava tanks as a major defensive asset. “As a people which has suffered and survived an attempted genocide,” we declare, “Israel has the right to use extraordinary means to prevent its recurrence.” By providing a moral tailwind the Holocaust provides time and space for those jets and tanks to act.
The Holocaust is hardwired into our nuclear facility in Dimona.
Preserving the memory of the Holocaust is, therefore, a strategic national interest for Israel, one that we would be tragically negligent to harm. Establishing warm relations with Orbán’s Hungary or with Austria’s ultra-rightist Former Chancellor Sebastian Kurz or with the Polish government that denied its country’s complicity in the mass murder of Jews may have short-term diplomatic benefits but at an irretrievable strategic cost. By selling our Holocaust birthright expediently, we risk forfeiting our past and jeopardizing our future.
We also chip away at the nation’s roots. Israel’s Declaration of Independence cited the Holocaust as a basic justification of the state, and Israel thereafter arrogated the role as the prime repository of the Holocaust’s legacy: “The Nazi holocaust which engulfed millions of Jews in Europe proved anew the urgency of the re-establishment of the Jewish state, which would solve the problem of Jewish homelessness by opening the gate to all Jews and lifting the Jewish people to equality in the family of nations.” This claim enabled Israel, in 1952, to accept hundreds of millions of dollars in German reparations to the Jewish people and, nine years later, to try and execute Nazi mass murderer Adolf Eichmann. Yad Vashem, Israel’s World Holocaust Remembrance Center, became first stop of every foreign dignitary’s visit to Jerusalem. The message was clear: “This is what can happen without an independent, defendable, Jewish state.”
Israel’s claim to exclusivity didn’t last long, though. By the 1970s, Holocaust memorials, many with a universalist message, were inaugurated in Washington, DC and other capitals, and Holocaust Studies programs sprouted on American campuses. Hollywood seized on this interest by producing blockbuster movies and television series—so many, in fact, that conventional wisdom held that a Holocaust theme was a surefire path to an Oscar. As Israel’s ambassador to the United States, the most important speech I gave annually was to the leaders of Congress and the administration assembled in the Capitol building for Holocaust Remembrance Day.
But along with the rising challenges to Israel’s claim to the Holocaust legacy came assaults on the Holocaust itself, and not just from the David Irving-esque deniers. Scholars such as Yale historian Timothy Snyder and journalist Isabell Wilkerson sought to contextualize the Holocaust by linking it to other Eastern European massacres or comparing it with other racially based injustices. Young American Jews, raised in a victimhood-equals-virtue environment, became increasingly reluctant to cite the Holocaust’s uniqueness, and to challenge the Palestinians’ attempts to liken it to the 1948 Nakba.
The Palestinians, meanwhile, keenly aware of its contributions to the creation and protection of Israel, assailed the Holocaust in multiple ways. Many echoed the longstanding Arab claim—first presented to President Roosevelt by King ibn Saud in 1945—that Palestine was simply the place where Europe dumped those Jews it failed to kill in the camps. Palestinian Authority President Mahmoud Abbas went from downplaying the Holocaust (one million dead, not six) in his Soviet university doctoral thesis of 1982, to, last year, both minimalizing the Holocaust and insisting that the Jews brought it on themselves. “When Hitler perpetrated the Holocaust, he had obvious reasons,” Fatah Official Yasser Aby Sido, echoing Abbas, recently explained. “They were plotting to take over Germany.”
For a great number of Palestinians, acknowledging the Holocaust was tantamount to recognizing Israel’s legitimacy and negating the importance of the Nakba. Accordingly, in 2009, PA officials shut down a Palestinian youth orchestra after it performed for Holocaust survivors. In 2014, al-Quds University forced the resignation of American Studies professor Mohammed Dajani after he led a delegation of West Bank Palestinians to Auschwitz.
In general, the Palestinians and their supporters have focused less on denying or even justifying the Holocaust and more on painting Israel as the new Nazi Germany and the Palestinians as the new Jews. The Palestinians, in the words of Edward Said, were “the victims of the victims.” Other Palestinians adopted the pledge “Never Again,” and turned it against Israel. “This…desperate cry…is pointed to the descendants of those Jewish victims of Nazi terror who now inflict on the indigenous people of Palestine a crime equally horrendous,” proclaimed the introduction to the book The Plight of the Palestinians, published in 2010. It accused Israel of emulating the Nazis in perpetrating “a prolonged, merciless attempt to erase a people from their land by whatever force is needed.”
The equation Israel=Nazis, Palestinians=Jews, which might be abhorrent to neo-Nazis, gained increasing traction among Israel’s critics, among them a growing number of Jews. Princeton professor Richard Falk, musician Gilad Atzmon, Holocaust survivor Hedy Epstein—all have compared Zionism to Nazism. Jewish writers Primo Levi and Jean Améry both expressed the fear that, by citing the Holocaust to justify its brutal military operations, Israel was in danger of resembling Nazi Germany—a fear that Israeli theologian Yeshayahu Leibowitz upgraded into a condemnation of Israel’s “Nazification.” Political scientist Norman Finklestein began his lifelong assault on Israel protesting the 1982 siege of Beirut with a sign demanding, “Israeli Nazis – Stop the Holocaust in Lebanon!”
Still, none of these developments had the least impact on Israel. From the sabras who, in the 1950s, disdained those who “went like sheep to the slaughter” and labeled those who survived “sabonim”—soaps—Israelis came to embrace the legacy of the Holocaust. “The alternative to fighting is Treblinka, and we have resolved that there would be no Treblinkas”—so Prime Minister Menachem Begin justified Israel’s invasion of Lebanon in 1982. For high schoolers, a pilgrimage to Auschwitz, draped in the Israeli flag, became a pre-army ritual, while the dwindling number and plight of survivors regularly made national news. Every government office, including my own in Washington, boasted the photo of the three Star of David-emblazoned F-15’s flyover of Auschwitz in 2003. Israel, quipped New York Times columnist Thomas Friedman, was in danger of becoming “Yad Vashem with an air force.”
Friedman failed to understand the depth of Zionism’s victory over victimhood, though the enlistment of the Holocaust in Israel’s defense, once implicit, had grown increasingly manifest. Defying the mounting attempts to impugn Israel’s right to harness the Holocaust in its battle against existential threats, Israeli leaders now adamantly asserted it. “The Jewish people have learned the lessons of the Holocaust,” Prime Minister Netanyahu declared on Holocaust Remembrance Day in 2020, “always to take seriously the threats of those who seek our destruction [and] always to have the power to defend ourselves by ourselves. We have learned that Israel must always remain the master of its fate.”
Those very lessons were lost a mere four years later, on the morning of October 7. Seen through the prism of the Holocaust, the trauma of the Hamas onslaught was excruciatingly magnified. An avowedly genocidal organization enamored of Hitler had perpetrated the greatest single slaughter of Jews since World War II. Not surprisingly, Netanyahu compared the massacre at the Nova Festival to that of Babi Yar and the kibbutz children who hid for their lives to Anne Frank. Gilad Erdan, Israel’s ambassador to the UN, pinned a yellow “Jude” star to his lapel. Former Israeli Prime Minister Naftali Bennett declared, “we are facing a Nazi conception.”
Billboard in Tel Aviv (@the_civil_front on X/Twitter)“We stand here as men who refute their Jewishness and the Holocaust being hijacked by an occupation which has led to conflict for so many innocent people,” announced filmmaker Jonathan Glazer upon winning an academy award for “Zone of Interest,” a biopic about Auschwitz commander Rudolf Höss. The import of the maker of a Holocaust movie stripping Israel of the power to wield the Holocaust in its defense was not lost on the Oscar audience, which avidly applauded Glazer’s statement.
Writing in The New Yorker, Masha Gessen put a finer point on Glazer’s accusation, likening Gaza to the Warsaw Ghetto. “The term “ghetto” would have …given us the language to describe what is happening in Gaza now. The ghetto is being liquidated.” Like Glazer, a Jew, Gessen notes how the Nazis built the ghettos to protect non-Jews from “Jewish diseases,” much as Israel created the Gaza ghetto to protect Jews from Palestinian threats. “Both claims,” she concludes, “propose that an occupying authority can…isolate, immiserate—and, now, mortally endanger—an entire population…the name of protecting its own.”
Gessen’s comparison of Gaza with the Warsaw Ghetto was echoed by Colombian President Gustavo Petro while Vladamir Putin equated Israel’s offensive to the Nazi siege of Leningrad. “In the past they were massacring the Jewish people in the gas chambers,” railed Turkish President Erdoğan. “A similar mentality is being shown [by Israel] in Gaza today.” The social media were rife with posts drawing parallels between Israel and the Third Reich and accusations that the Jews are emulating the Nazis in perpetrating genocide in Gaza.
Yet these themes were hardly confined to the Web. In a lengthy essay published in the prestigious London Review of Books, Indian writer Pankaj Mishra argues that the war in Gaza is, in fact, a struggle over the Holocaust. Its memory, though sullied by Israel, is upheld by the millions of pro-Palestinian protesters demonstrating “against savagery.” Their actions will eventually overcome Israeli propaganda, Mishra predicts, and “go some way towards redeeming the memory of the Shoah.”
Mishra’s voice is hardly lone. Podcaster and wrestler Joe Rogan recently claimed that Israel’s actions in Gaza amounted to Israel “saying that genocide is okay as long as we’re doing it.” Brazilian President Luiz Inacio Lula said Israel’s war in Gaza was unparalleled in history except when “Hitler decided to kill the Jews.” Chris Williamson, of the British Labour Party, called Gaza a “concentration camp” and characterized Israel as “worse than the Nazis.”
Call it Holocaust decoupling or Holocaust severance, but a global movement is now mounting to cut the ties between the Jewish State and the Final Solution and deny the former the ability to adduce the latter in its defense. Europeans, in particular, are welcoming this trend as an opportunity to at last escape the Holocaust’s burden, and even Germany is purportedly reexamining its initial support for Israel’s policies in Gaza. The slogan, “Never again,” is being appropriated from Israel and, according to Mishra, replaced by the universal, “Never Again for Anyone.”
As soon as this war is concluded, once Israel succeeds in defeating Hamas and begins the process of demilitarizing, deradicalizing, and reconstructing Gaza, we must embark on a quest to reclaim the Holocaust from those who seek to detach us from it and even use it against us. While parts of the world may now contest that ownership, we must nevertheless uphold and preserve it if for ourselves and generations of Israelis to come. We must think twice before squandering our legacy—selling our birthright—for potentially short-term benefits. Girded once more in our past, we can fight more effectively, more morally, for our future.
Михаэль Лойман / Michael Loyman